Мобильная версияНазвание работы для конкурса: «ВЕРУЕШЬ?» часть I.
ВЕРУЕШЬ?
Жизнь родившегося человека — это чистый лист бумаги на котором можно написать что угодно. Сначала надписи делают его близкие, затем люди которые его окружают на ранних этапах жизни. Но больше всего записей делает сам человек. Он делает их в продолжение всей своей жизни. И какие это будут записи зависит от того, какую жизненную дорогу он выберет.
Одна из них — прямая. Но идти по ней тяжело. Приходится обходить в пути всяческие препоны, да и идет она вверх. Но, ведя человека вверх, она возвышает его. И ведет она его к свету!
Вторая дорога, хоть и петляет зигзагами, зато она огибает все преграды и идет вниз, поэтому идти по ней легко. Но она ведет человека во тьму!
И куда приведет жизненная дорога — к Богу или в обратную сторону зависит от самого человека.
НЕТ!!!
Когда развелись мои родители, мне было лишь два года. Мать работала и поэтому воспитанием моим занимались дед с бабушкой.
Дед — ярый атеист и убежденный коммунист воспитывал меня в соответствии с советской идеологией, поэтому запретил меня крестить. Всяческое упоминание о Боге находилось под запретом и он постоянно спорил и ругался с бабушкиной сестрой, которая была очень религиозной и носила, на простом, темном шнуре, православный крест.
Затем моя жизнь покатилась, как и у всех советских детей: Школа, звездочка октябренка, пионерский галстук, комсомольский значок. Антирелигиозная работа велась в школе ненавязчиво, но впитывалась неокрепшими душами очень хорошо.
Но были в жизни и отступления от привычного ритма. Однажды летом, отдыхая в пионерском лагере, я подружился с моим ровесником, к которому все вокруг относились, скажем так — неоднозначно. Почему? Да потому, что он носил православный крестик! От старших, он получил прозвище «Попёнок», да к тому же и жил он в поселке Боголюбово. Но разговаривая свободными, незаорганизованными вечерами я, понемногу проникся к нему уважением, хотя бы за его твердость к давлению со стороны воспитателей.
По-видимому это знакомство и эти разговоры были первыми благотворными каплями упавшими на мою атеистическую душу. Но, по-видимому, в это время она была закрыта таким твердым, чёрным панцирем, что этих маленьких, детских капель было недостаточно… Ведь мог же я, в это время, запустить икону, как фанерку, с какой либо возвышенности и с лубопытством следить за её коротким полетом… Или киотным крестом, невесть откуда появлявшимся то у одного, то у другого мальчишки, колоть орехи. Крепка, очень крепка была у нашего поколения атеистическая броня!
И, если бы кто-то задал мне вопрос: «ВЕРУЕШЬ?», я бы твердо ответил: «НЕТ!»
ПОЖАЛУЙ, НЕТ!
Я видел много разоренных и, зачастую, полуразрушенных церквей. Видел склады, размещенные в уцелевших храмах. Видел овоще и зернохранилища, где овощи и зерно соседствовали с красивыми фресками.
В то же время я видел и шедевры русского зодчества: Успенский и Дмитровский соборы во Владимире, церковный ансамбль в Кидекше, Храмы Суздаля и жемчужину Золотого кольца — Храм Покрова-на-Нерли.
Говорят, что красота спасет мир. Она спасает не только мир но и души человеческие! Мой жизненный опыт в этом убеждает.
В 1973 году мы убирали картошку в Суздальском районе. Точнее — убирали колхозники, а мы помогали, по мере сил и желания.
Довелось убирать «второй хлеб» и на полях вблизи села Санино. Рядом с картофельным полем находились, обнесенные каменной оградой, два храма — церковь Николая Чудотворца и Покровская церковь (сейчас здесь Свято-Никольский женский монастырь).
Урожай был неплохой и мы быстро загрузили все машины, выделенные для перевозки. Как нас известили — авто прибудут за новой партией картофеля часа через два. От скуки решили посмотреть церковный комплекс. Мы же комсомольцы — в церковь не ходим, а любопытство одолевает.
Храмы были открыты. Зашли, осмотрелись. Хотя и время своё берёт, но красиво. Лично я такого ещё не видел. Какие-то пожилые женщины переносят вещи из одной церкви в другую, косо посматривая в нашу сторону. Подошел священник. Он посмотрел на нас с улыбкой и спросил: «Ну и как?» Я покачал головой: «Впечатляет. А можно всё посмотреть?» Священник вновь улыбнулся: «Красота всегда на душу ложится. Ребята, вы молодые, здоровые. Помогите женщинам перенести имущество из летней церкви в зимнюю. Сами видите — многое им и поднять не под силу. А я потом вам все сам покажу и расскажу. Согласны?»
А, что? Помогать пожилым нас всегда учили. Быстро, все таки нас шестеро было, перенесли, что нужно. Женщины, которые сначала недоверчиво к нам отнеслись, оттаяли, заулыбались и поблагодарили за помощь. А священник, как хороший экскурсовод проводил нас по храмам. И, видимо его рассказ, включавший не только описание красот росписи и икон, а и ещё что-то такое не совсем, в то время, понятное, но запавшее в душу, явился ещё одним шагом освещавшим мрак неверия.
Но, все же, на вопрос: «ВЕРУЕШЬ?», я бы, правда уже не совсем твердо, ответил: «ПОЖАЛУЙ, НЕТ!»
СКОРЕЕ НЕТ, ЧЕМ ДА!
Следующий период моего духовного становления был самый продолжительный. В нем было много, как тяжелого и даже трагического, так и светлого и радостного.
Два года армии пролетели быстро. Служить довелось в боевых частях с ветеранами Великой Отечественной, а еще и с ветеранами различных больших и малых войн в которых негласно участвовало наше, гораздое всем помогать, Отечество. И, несмотря на всевидящее око замполитов, эти ветераны давали понять нам — молодым парням, что случалось им попадать в такую обстановку, когда надежда была только на помощь свыше. Но, раз они живы и здоровы, значит такая помощь приходила.
Затем более двадцати лет работы в милиции. И уже сам, в течение этих лет, попадая в непростую обстановку, приходилось, бессознательно, чисто автоматически, обращаться к высшим силам.
В восьмидесятом году, году Московской Олимпиады, умерла сестра моей бабушки которую мы звали просто — тётя Таня.. Она была глубоко верующим человеком и в её московской квартире осиротела икона Николая Чудотворца. Но что это была за икона! Шедевр! Сама икона была середины девятнадцатого века, но оклад… Его можно было сравнить с работами Фаберже! Бывая в гостях у тёти Тани я частенько стоял перед этой иконой, любуясь работой неизвестных мне мастеров. Она это не раз замечала и сказала, что завещает мне эту икону после своего ухода.
Икона у меня, но мать и дед очень агрессивно требовали срочно избавиться от неё — символа мракобесия. Бабушка грустно молчала. Я сопротивлялся более года. Не буду говорить какие аргументы мне предъявлялись, но я вынужден был с ней расстаться. Эту слабость я не могу простить себе до сих пор, а тогда я не общался с матерью и дедом целый год.
Через год умерла бабушка. Дед очень переживал, ведь вместе прожили более пятидесяти лет, и ещё через год его свалил инсульт — последствие военной контузии. Мать работала и, забыв прежние обиды, я приходил посидеть с дедом, поухаживать за ним. Промучившись две недели, постоянно теряя сознание, перед самой смертью дед, с ясным взором, как нормальный, здоровый человек, сказал: «Я хочу, чтобы меня, хотя бы заочно, отпели по христианскому обычаю». Я просто онемел от этих слов! Мой дед, этот ярый атеист, просил совершить над ним церковный обряд отпевания! Что... Что с ним произошло! Я терялся в догадках...
С середины восьмидесятых государство ослабило давление на церковь, тем более, что приближалось тысячелетие крещения Руси. Церкви вновь стали открываться. Они ремонтировались, расписывались, благоустраивались, одним словом — хорошели. Да и народ потянулся в храмы.
В нашем храме Казанской Божьей Матери служил, в то время отец Александр (Кузнецов). Интереснейший человек — строитель, спортсмен. По долгу службы мне частенько приходилось с ним встречаться и он, как мне казалось, постепенно, ненавязчивыми разговорами, прощупывал моё духовное состояние. Из всех книг, которые имели какое-то отношение к религии я проштудировал лишь «Забавную Библию» Лео Таксиля, но себя считал очень подкованным по религиозным вопросам. Хотя, если честно, зачастую было как-то неудобно за автора и на душе начинали скрести когтями кошки. Отец Александр быстро вычислил источник моих знаний: «Не те, не те книги читали. Хотя, как я вижу, верхушек нахватались, а ведь сомнения-то остались. Настоящая Библия должна развеять эти сомнения. Изучайте. Почитайте труды церковных иерархов прошлого. Пользы больше будет, чем от этого вредного памфлета!.. А ведь вы, как мне кажется некрещёный» Получив мой утвердительный ответ, он предложил окрестить и меня и моих, уже подросших, детей.
И вот у меня на шее простой крестик, на обыкновенном шнурке, но в душе, по-моему, что-то изменилось... Хотя наш замполит, на еженедельных занятиях и пробовал раздуть историю моего «негативного поступка». А у меня на душе было радостно…
И все же, на вопрос: «ВЕРУЕШЬ?» я бы, подумав, ответил: «СКОРЕЕ НЕТ, ЧЕМ ДА!»
СКОРЕЕ ДА, ЧЕМ НЕТ?
Через полгода, от онкологического заболевания, умерла мать. Умирала она тяжело — сживала руки в кулаки, скрежетала зубами от боли. Несколько часов металась на постели из стороны в сторону повторяя бесконечно: «Не хочу! Не хочу!..» Потом, неожиданно затихла и замерла с улыбкой на губах. И, глядя куда-то в сторону потолка, с какой-то счастливой улыбкой произнесла: « Меня — отпевать в церковь». Вскоре она затихла навсегда…
Я был потрясён! Случилось что-то неподвластное моему пониманию! Сначала дед, теперь мать… Что так повлияло на смену их мировоззрения!? Но ведь и на мое тоже!
А жизнь шла дальше. Ушел в историю СССР. Руководство, состоящее из бывшей партийной номенклатуры, следуя какой-то моде, потянулось в храмы. Но даже по их поведению во время телевизионных трансляций церковной службы, было видно — а ведь вы, батеньки, лицемеры! На многих лицах играла гордыня — вот, дескать мы даже здесь, в храме, где все равны, мы стоим отдельно! Мы — выше вас! Мы — элита! И продолжали, часто невпопад, осенять себя крестным знамением. Причем осеняли себя перевернутым крестом, опуская троеперстие, после лба, чуть ниже подбородка! А ведь перевернутый крест — это знак дьявола! Так кому же вы молились, господа хорошие?..
А моя служба в милиции заканчивалась… С детства я пытался писать стихи, но более серьезно к поэзии стал подходить уже в конце восьмидесятых. Принимал участие во многих конкурсах, сначала Всесоюзных, а затем Всероссийских. Объездил много городов, стараясь обязательно посетить местные храм. А они похорошели! Это, пожалуй, было единственным, в чем Россия возрождалась...
Как к человеку приходит замысел какого-либо произведения, я сказать не могу. Скорее всего, это идет откуда-то свыше. Недаром же говорят про человека, что в нём есть искра Божия. А наши люди наделены этой искрой издревле и до наших дней. Я, например всегда говорю, что нет людей бесталанных, бездарных, есть те, которые ещё не распознали и не реализовали свой дар. Но как происходит эта реализация?..
Словом, однажды у меня возникла идея написать драматическое произведение о князе Андрее Боголюбском. Материала было много, но не хватало какой-то искорки. Было немного страшновато приступать к такой теме и я колебался. И тогда пришло неожиданное решение — попросить совета по этому вопросу у Архиепископа Владимирского и Суздальского Евлогия (будущего Митрополита). Решение конечно немного самонадеянное — честно сказать я не надеялся, что он меня примет.
И вот я во Владимире, около резиденции Архиепископа. Рядом стоит несколько женщин, видимо тоже ожидавшие Евлогия. Вот подъехала автомашина и из неё вышел Архиепископ. Женщины, по-видимому просто хотели получить его благословение. Я подошел к Евлогию последним. Он меня благословил и, посмотрев в глаза своим добрым, проникновенным взглядом и вдруг, к моему огромному удивлению спросил: «Вам не даёт покоя какая-то мысль? Пройдемте со мной, поговорим и, я думаю, всё решим.»
В кабинете я рассказывать ему о своей задумке, затем почувствовал, что начал увлекаться и, немного смутившись, замолчал. Архиепископ в задумчивости прошелся по кабинету и вновь подойдя ко мне, и тепло произнес: «Что ж, доброе дело задумали. Хочу дать совет — помолитесь в Успенском соборе около раки Андрея Боголюбского и попросите помощи святого благоверного князя. Он поможет. А от меня примите благословение на доброе деяние»…
Я так и поступил. В старом Успенском соборе стояла какая-то торжественная тишина. Я подошел к усыпальнице Андрея Боголюбского. Отчего-то спазм перехватил горло и я несколько минут стоял молча. Потом робко прочитал молитву и попросил помощи у князя. Постоял ещё и вдруг почувствовал какую-то легкость и одухотворенность. В голове как бы наметился план написания, стали прокручиваться все сцены. Это было удивительное чувство.
Спектакль «Андрей Боголюбский» в постановке Владимирского Академического театра, составленный из нескольких произведений, в том числе и моей драмы, до сих пор, имеет большой успех, становясь победителем многих Международный и Всероссийских конкурсов. А я, на вопрос; «ВЕРУЕШЬ?», после короткой паузы, ответил бы: «СКОРЕЕ ДА, ЧЕМ НЕТ!»
продолжение следует ....
